В первый день осени вышел новый акустический сборник «Приют бездомных песен» молодого брянского музыканта Михаила Бычкова. Мы поговорили с ним о том, зачем выходить «на площадь своей внутренней страны», где в Брянске можно встретить неоинтеллигенцию и почему так важно вовремя включить диктофон. Публикуем самые интересные фрагменты разговора.
СПРАВКА:
Михаил Бычков родился в Брянске, окончил филологический факультет Брянского госуниверситета имени академика И.Г. Петровского по специальности «Журналистика». Выступает с авторскими песнями, занимается общественной деятельностью в культурном центре «Пространство» и Брянском молодёжном центре, координатор Всемирной акции «Тотальный диктант» в Брянске, журналист.
О детстве: «К музыке пришёл из ревности».
– Какими цветами я бы описал своё детство? Спектр большой, но довольно тусклый. Первое, что приходит на ум: одиночество. Прекрасно помню моменты, когда сидишь на балконе, играешь сам с собой и вдруг слышишь шум во дворе. Выглядываешь через прутики, а там старшие ребята в настольный теннис играют! Я в достаточно позднем возрасте стал социализироваться. Во многом это связано с христианским воспитанием: огромная пропасть была между реальным миром и тем, который я себе рисовал. Долгое время я был таким, знаете, зазнавшимся аутсайдером, который нигде и ни с кем, но при этом гордо в сторонке. В классе восьмом стал отращивать волосы, чтобы закрываться… А потом случилась первая влюблённость и влюблённость в книги, которые перевернули всё.
– К гитаре, к музыке я пришёл из ревности. Увидел, как в воскресной школе ребята играют на гитарах, учат Виктора Цоя. А Цоя мой отец в машине слушал, я подумал: «Они будут играть мою любимую музыку, а я что?». И тогда всеми правдами и неправдами добился, чтобы мне купили гитару. Потом много лет играл, запираясь в ванной и своей комнате… Подбирал на слух, интернета не было.
(фото: здесь и далее – из личного архива )
– Годах в 2011-2012-х написалась первая песня. До сих помню состояние, когда на улице холодно, а дома тепло: «В комнате – лето, за окнами лёд, с каждым стуком секунды мы уходим вперёд…». Тогда я прошёл какой-то рубеж и понял, что мне уютно в моём мире и круто, что он есть. Потом запоем читал Брэдбери, он во многом повлиял на меня. Вообще литература и музыка привнесли в мою жизнь даже не цвет, но его переливы – как солнце в ветвях дерева, такой эффект японцы называют комореби.
– Сегодня я не рассматриваю одиночество как что-то плохое. И даже тогда, в детстве, я тем и занимался, что неосознанно строил внутреннюю страну с внутренним языком, дорогами, политической системой и так далее. Это всё то, что живёт сейчас со мною, я – посол своей Страны. По ощущениям всё, кем я формально обозначаюсь сейчас, – музыкант, поэт, общественный деятель – всё это случайно получилось. Ты просто делаешь то, что нравится, но не хочется навешивать на себя чего-то не соответствующего ожиданиям. Мол, если ты общественный деятель, чего не выходишь на площадь? А у меня есть другой способ общения, я могу высказаться через песню.
О новом альбоме: «Шесть лет я писал одну и ту же песню».
– Песни для «Приюта бездомных песен» копились шесть лет, с 2018-го. У меня есть композиции, где текст оказывается сильнее и может жить отдельно без музыки (и она слабенькая). Мне было немного неловко это петь, потому что слишком простенько. И такие песни, которые больше про стихи, автоматически переходили в разряд черновиков. Я наигрывал их на диктофон, отправлял их через голосовые друзьям – и забывал. А потом они стали мне попадаться, и я начал их собирать, структурировать, отслушивать – собственные песни как чужие. И поразился, услышав в них как будто отложенное сообщение самому себе. Вот и получились бездомные песни, которые не нашли своего применения в других альбомах. Это дети, которых я очень люблю и которые делают меня немножко мудрее. Послушать новый альбом можно на всех доступных музыкальных площадках.
– Я долго не мог понять, как мне записывать новый сборник и в итоге остановился на технологии 60-70-х годов, то есть запись на один микрофон. Как если бы я сидел на кухне напротив слушателя, а микрофон бы находился на уровне его ушей. То есть никаких технических ухищрений, захотелось сделать уютное кухонное звучание. У меня даже не было продуманной последовательности исполнения песен – пел те, что хотел спеть в данный момент.
И получился сборник-взросление. Сначала немного наивные песни, о том, что «Ангела можно встретить на остановке…», потом – влюблённость, более тягостные чувства, разочарование, и в конце наступает пора безвременья, отсутствия значения в словах, расширения границ, где не существует «да», «нет», хорошего и плохого. Такое детское в начале и обожествлённое конечное. Получается, я целую жизнь прожил.
– Почти во всех песнях сборника есть Бог – не дедушка с бородой, а существо, которое пронизывает всё, «маленький бог из лозы и веток». Это при том, что все композиции были случайно созданы, случайно забыты. Шесть лет я писал одну и ту же песню – а в студии записал за день. А потом сел, начал ещё экспериментировать… и записал следующий альбом. В нём пять песен, планирую выпустить в январе следующего года. Конечно же, там тоже есть чай и бог (улыбается).
– Вопрос только в том, что мы выбираем. Если всё от нас так сильно зависит, почем мы выбираем быть несчастными, видеть что-то плохое? Я выбираю быть счастливым. Вся моя биография привела меня к тому, чтобы нечаянно писать песни. Наверное, это нужно было для того, чтобы в момент максимально тёмной ночи понять, что будет самый яркий рассвет. Все эти песни – попытка выбраться из тьмы.
О «Пространстве»: «Проводим здесь больше времени, чем дома…»
– В этом году «Пространству» исполнится четыре года. Изначально, когда ребята из Брянского молодёжного центра писали проект, я не верил. Но они выиграли президентский грант и получили деньги. Первые проблемы начались уже на этапе строительства и не по нашей вине. Мы – волонтёры, не строители, кому 20, кому чуть за 20… Но нужно было успеть открыться к определённому сроку, и мы научились фрезеровать, красить, подгонять, сверлить. В ночь до открытия «Пространства» докрашивали полы.
– У нас концепция «третьего места» (термин ввёл американский социолог Рэй Олденберг в 1989 году – прим. авт.). Есть работа, есть дом, а есть место, где тебе комфортно и безопасно – можно и поработать, и книжку почитать. У нас была именно такая задача. А потом мы стали проводить здесь больше времени, чем дома. Даже ночевать иногда оставались, когда допоздна засиживались. Первые два года мы просуществовали, ещё толком не понимая, кто мы и что мы. Только через два года стало ясно, что мы – культурный центр, где проходят самые разные события и лучше всего у нас получается работать с сообществом.
– Какие люди к нам приходят? Это как будто бы та аудитория, которая больше ни к кому не ходит. Наверное, весь секрет в специфике работы Брянского молодёжного центра: у нас есть и спортсмены, и творческий народ… Сейчас уже нет такой прослойки как интеллигенция, но хочется назвать наших гостей именно так. Есть совсем юные – по 14-15 лет – многие из них волонтёры, проводят у нас мастер-классы. Кто-то приходит поиграть в «настолки», пообщаться с друзьями… Есть прослойка около 30 и старше. А студентов у нас как будто украли! Не появляются особо. Зато молодые родители ходят, это важно.
– В последнее время мы взяли такой психологический вектор – работа с неблагоприятным детским опытом. У нас почти каждый день проходят бесплатные консультации с ребятами от 16 до 23 лет, они по 2-3 часа общаются с психологом. Недавно приходила мама с дочкой-школьницей. И 16-летние сами приходят, очень здорово видеть такую осознанность в юном возрасте.
О молчаливых экспериментах…
– В какой-то момент мне стало сложно выступать на сборных мероприятиях, где сразу и поэты, и музыканты. Вот если я иду на такое событие, так сказать, в ресурсе, то могу выложиться, даже исполнив одну песню. А бывает, сразу чувствуешь: ну никак, не смогу через песню выразить мысли, настроение… И надо придумать что-то из ряда вон. Так получился мини-перфоманс на поэтическом вечере «Откровения», когда я прочитал пару стихов, взял пустой лист и говорю: «У меня есть стихотворение, которое я ещё не прочитал. Хочу, чтобы вы послушали его вместе со мной». Смог промолчать минуты две (это было тяжело!): были открыты окна, проходили люди… Но я был таким счастливым в этот момент! И тогда я сказал значительно больше, чем если бы открыл рот. В конце я поблагодарил зрителей, сказал, что они круто звучат (улыбается).
Я повторил этот опыт в Выставочном зале, где презентовали новый сборник молодых литераторов, в числе которых был и я. Сначала сомневался, думал, ну кто эти люди, зачем им эти перфомансы? А потом тоже, что называется, поймал волну, расслышал звуки извне. И снова предложил послушать собравшимся главную мелодию этого лета – то, что услышат они сами.
– В плане «музыки тишины», я, конечно, не новатор. Пару лет назад мы закупили в «Пространство» энное количество книг по культуре, и я открыл для себя невероятных людей из мира искусства. Меня очень вдохновил американский композитор Джон Кейдж – автор знаменитой пьесы «4′33″». Зрители пришли на презентацию нового сочинения, ждали чего-то эдакого, а Кейдж открыл фортепиано, засёк время и… начал молчать. Представьте: кто-то кашляет, кто-то уходит с возмущением… Но суть не в том, что тишина, а в том, что в этом зале заранее открыли окна – и зазвучала улица.
…и диктофонной музыке:
– Сейчас я часто включаю диктофон на телефоне и кладу его на подоконник: записывать звуки мира, всего окружающего. За неделю до «Серебряной лиры» (Всероссийский праздник поэзии, посвящённый творчеству Алексея Толстого – Михаил выступал там вместе с режиссёром мероприятия Дарьей Кудрицкой – прим. авт.) мы поехали в Красный Рог. Я сидел на скамейке, мимо сновали сотрудницы музея, что-то убирали, где-то кошка прошла, где-то птичка чирикнула… И в этом всём я поймал яркое состояние уходящего лета, настолько насыщенное, что можно выпить как «Вино из одуванчиков» Брэдбери. Включил диктофон, записал, получилась текстура для музыкального произведения.
– На «Серебряной лире» мы с Дашей Кудрицкой и Лёшей Зинченко делали этнически-авангардные произведения для иммерсионной экскурсии. Использовали флейточки, калюки, китайские народные инструменты… До этого, чтобы проникнуться атмосферой, ходили с экскурсоводом и пытались понять, что чувствуется в каждой из девяти комнат усадьбы, где жил и творил Алексей Толстой.
Мы сделали осязаемым переход из одной комнаты в другую: в одной – про охоту, где торжествует первобытная энергия, в другой – тяжесть, тифозное состояние (ситуация, когда во время Крымской войны Толстой заболел тифом). Его мы передавали древнейшим духовым инструментом диджериду, который использовали ещё аборигены Австралии. Это такая длинная деревянная труба с низким звучанием. Можно замолчать, можно сказать слово или спеть песню, сфотографировать или сделать световую иллюминацию. Мы просто хотели помочь зрителям увидеть и услышать самому: как они сами представляет себе жизнь Алексея Толстого, тиф и войну, любовь и стихи.
– Накануне записи в студии во сне ко мне пришла идея – перевести стихотворение Алексея Толстого на Азбуку Морзе. Известно, что она читается стуком «точка-тире» и мы решили этот стук перевести в звук. Когда Даша читала текст во время экскурсии – Азбукой Морзе исполнялось произведение Толстого.
– Музыкальная работа над «Серебряной лирой» получила необычное продолжение – проект «The Forest Orchestra», что переводится как «Лесной оркестр». Дело в том, что музыкальную часть экскурсии мы записывали в студии «Kosmosky», что в роще «Соловьи». Композиции вышли с определённым – мистическим – настроением, и я подумал, что часть из них можно опубликовать. Там нет слов, только звуки, есть электронные темы, что-то по-японски минималистичное. Для меня это возможность давать музыку не только под именем «Михаил Бычков». Даже если никто не станет слушать такой эксперимент, я не прощу себе, если не дам этому жизнь.
Беседовала Ольга Умарова.
